Сразу после экзамена шлав алеф я начала ротацию в отделении реанимации. Обычно эту ротацию проходят на втором году итмахута и считается, что чем ближе к году, а не к двум, тем лучше. У меня вышло уже после двух, потому что сразу после года я не могла из-за того, что была очередь из тех, кто прошел предыдущий шлав алеф, в ноябре я вышла на ротацию, а в феврале было уже поздно - нужно было готовиться к экзамену, что в реанимации невозможно. Но я не жалею об этом, потому что только сейчас я чувствую себя действительно к этому готовой - и в плане иврита, и в плане умений. Хотя считается, что реанимацию пройти лучше до начала дежурств в миюне, у меня получилось наоборот, что тоже не плохо, потому что дежурства в миюне прибавили мне уверенности в себе, без которой в реанимации не очень хорошо.
В Сороке несколько отделений реанимации - общая реанимация на 12 коек, она больше хирургического профиля, так называемая терапевтическая реанимация, в который резиденты по терапии проходят ротацию, и, если получают разрешение и хотят, делают там дежурства, здесь восемь коек. Впрочем, иногда, когда в одной из реанимаций нет мест, другая получает больного другого профиля. Вообще, 20 коек реанимации на всю Сороку, конечно, недостаточно, поэтому часто больные, подсоединенные к аппарату искусственной вентиляции легких, лежат в обычном отделении терапии. Это, конечно, не слишком хорошо, потому что в терапии, особенно у молодых дежурных, иногда это стажеры, нет достаточно опыта обращения с такими больными. В терапии лежат, как правило, те больные на аппарате, которые мало перспективны - например, большое кровоизлияние в мозг, которое неоперабельно с точки зрения нейрохирургов, или такие больные в конечной стадии заболевания, с пролежнями, которых интубировала скорая, а шансов выйти из этого состояния практически нет. Ну или что-то простое, например, отек легкого, который после подключения к аппарату искусственной вентиляции и другого лечения, как правило, улучшается в течение суток и не нуждается в каком-то лечении, которое нельзя предоставить в терапии. Конечно, бывают и тяжелые больные, которым нужна интенсивная терапия, а места в реанимации нет, но это редкость, как правило, для таких больных пытаются освободить место в реанимации в кратчайшие сроки, если это возможно.
В Сороке есть еще кардиологическая реанимация, это, как правило, тяжелые осложненные инфаркты.
Работа в реанимации одновременно и легче, и сложнее, чем в отделении. Легче тем, что резиденты по терапии сами там ничего не решают, а только делают то, что им сказано реаниматологами, т.е по существу выполняют простую работу - заполнить историю болезни и назначения, одобренные реаниматологом, заказать исследования, сопроводить больного на исследования, взять кровь, поговорить с узким специалистом по поводу больного. Ну и одновременно они учатся - ставить катетер в центральную вену и в артерию, делать пункцию плевральной полости, если еще не умеют, интубацию, ходят вместе с реаниматологом в другие отделения, если те представляют больного, чтобы его посмотреть и решить, подходит ли он для перевода в реанимацию. Иногда ходят сами, а потом представляют реаниматологу - в этом, по существу, заключается ночное дежурство в терапевтической реанимации. Почему сложнее - потому что рабочий день там, как правило, безразмерный. Я уже не помню, за месяц работы в реанимации выходила ли я когда-нибудь с работы раньше 6 вечера. Ну и еще они ждут, что мы после дежурства не пойдем домой, как в обычном случае, а останемся в отделении до обеда. Это, в общем, несколько противозаконно, поэтому как бы насильно тебя никто не заставляет, но если ты хочешь в последствии делать дежурства в реанимации, которые в среднем легче, чем в миюне и чем в отделении, и если все больные стабильны и нет представлений новых больных, есть шанс поспать ночью, то желательно приходить. После дежурств в миюне я приходить туда не в состоянии, о чем их сразу же и предупредила их. Дадут ли мне разрешение впоследствии делать дежурства в реанимации я не знаю. Впрочем, не знаю, хочу ли я этого. К концу этого месяца узнаю.
В Сороке несколько отделений реанимации - общая реанимация на 12 коек, она больше хирургического профиля, так называемая терапевтическая реанимация, в который резиденты по терапии проходят ротацию, и, если получают разрешение и хотят, делают там дежурства, здесь восемь коек. Впрочем, иногда, когда в одной из реанимаций нет мест, другая получает больного другого профиля. Вообще, 20 коек реанимации на всю Сороку, конечно, недостаточно, поэтому часто больные, подсоединенные к аппарату искусственной вентиляции легких, лежат в обычном отделении терапии. Это, конечно, не слишком хорошо, потому что в терапии, особенно у молодых дежурных, иногда это стажеры, нет достаточно опыта обращения с такими больными. В терапии лежат, как правило, те больные на аппарате, которые мало перспективны - например, большое кровоизлияние в мозг, которое неоперабельно с точки зрения нейрохирургов, или такие больные в конечной стадии заболевания, с пролежнями, которых интубировала скорая, а шансов выйти из этого состояния практически нет. Ну или что-то простое, например, отек легкого, который после подключения к аппарату искусственной вентиляции и другого лечения, как правило, улучшается в течение суток и не нуждается в каком-то лечении, которое нельзя предоставить в терапии. Конечно, бывают и тяжелые больные, которым нужна интенсивная терапия, а места в реанимации нет, но это редкость, как правило, для таких больных пытаются освободить место в реанимации в кратчайшие сроки, если это возможно.
В Сороке есть еще кардиологическая реанимация, это, как правило, тяжелые осложненные инфаркты.
Работа в реанимации одновременно и легче, и сложнее, чем в отделении. Легче тем, что резиденты по терапии сами там ничего не решают, а только делают то, что им сказано реаниматологами, т.е по существу выполняют простую работу - заполнить историю болезни и назначения, одобренные реаниматологом, заказать исследования, сопроводить больного на исследования, взять кровь, поговорить с узким специалистом по поводу больного. Ну и одновременно они учатся - ставить катетер в центральную вену и в артерию, делать пункцию плевральной полости, если еще не умеют, интубацию, ходят вместе с реаниматологом в другие отделения, если те представляют больного, чтобы его посмотреть и решить, подходит ли он для перевода в реанимацию. Иногда ходят сами, а потом представляют реаниматологу - в этом, по существу, заключается ночное дежурство в терапевтической реанимации. Почему сложнее - потому что рабочий день там, как правило, безразмерный. Я уже не помню, за месяц работы в реанимации выходила ли я когда-нибудь с работы раньше 6 вечера. Ну и еще они ждут, что мы после дежурства не пойдем домой, как в обычном случае, а останемся в отделении до обеда. Это, в общем, несколько противозаконно, поэтому как бы насильно тебя никто не заставляет, но если ты хочешь в последствии делать дежурства в реанимации, которые в среднем легче, чем в миюне и чем в отделении, и если все больные стабильны и нет представлений новых больных, есть шанс поспать ночью, то желательно приходить. После дежурств в миюне я приходить туда не в состоянии, о чем их сразу же и предупредила их. Дадут ли мне разрешение впоследствии делать дежурства в реанимации я не знаю. Впрочем, не знаю, хочу ли я этого. К концу этого месяца узнаю.
